М.Чулаки здравомысленно-широко ощущал границы психической нормы
. . .В 1987-ом году в журнале "Нева" (номера 6 и 7) была опубликована повесть ленинградского литератора, бывшего психиатра Михаила Чулаки -- "Прощай зеленая Пряжка". Речь там шла об известной ленинградской психиатрической больнице на реке Пряжке. О Чулаки, как о разработчике психиатрической темы, обычно говорят в связи с этой повестью. Но ниже речь пойдет, в основном, о его (опубликованном 10 лет спустя) романе -- "Харон". (Журнал "Нева" номера 1 -- 2 за 1997 год.)
Главный герой романа психиатр Егор Владимирович Савич. (Вымышленный персонаж, во многом, видимо, сам Чулаки.)
И вот, что бросается в глаза:
Савич пытается убедить дуру соседку, в том, что ее бредящую дочь нужно отправить в психиатрическую больницу, чтобы она никого не убила. Потом (когда дочь все-таки убила) он пытается убедить соседку в том, что девушку ни в коем случае нельзя выписывать. При этом Савичу и в голову не приходит прибегать к аргументам типа -- "Я врач. Мне виднее.". Он не прибегает к таким аргументам не только потому, что они неубедительны. Савич (так же, как до него Виталий Сергеевич Капустин из "Зеленой пряжки"), несомненно, понимает, что в той отросли медицины, в которой он работает -- такие аргументы, как правило, являются формой шарлатанства. И, понимая это, Савич прибегает к аргументам понятным любому разумному человеку. (Соседка не понимает не потому, что она не специалист, а потому, что она дура.);
Вместе с тем, работающему в хосписе Савичу даже в голову не приходит счесть психически больным онкологического больного Федю Трунова, который, временно покинув хоспис, выжег кислотой глаза халтурному и циничному, не фиксирующему ранние стадии рака, районному онкологу. И дело не только в том, что вопрос о психическом здоровье безнадежного ракового больного не актуален.
Дело, явно, еще и в том, что постановка этого вопроса вошла бы в противоречие с представлениями Савича-Чулаки о психическом
нездоровье.
Я имею в виду, прежде всего, отношение Чулаки к мотивам насилия. Он часто затрагивал эту тему и в своих художественных, и в своих публицистических произведениях, и можно точно утверждать, что Чулаки не считал признаками психического заболевания такие мотивы убийств и т. п., которые не оценивали, как "психушные", например, Шекспир, Достоевский и Дюма. И, кстати, Федя Трунов, перед тем, как совершить свою кислотную акцию, читает роман Дюма "Граф Монте-Кристо"!;
Представления Савича-Чулаки о психическом нездоровье нашли отражение и в том, что очень даже склонный и способный к самоанализу Савич ни разу не задумался о состоянии собственного психического здоровья.
Он не думал об этом, ни тогда, когда размышлял, не сбросить ли свою жену Клару в горную реку Теберду (все-таки не сбросил, и правильно сделал -- Клара потом исправилась), ни тогда, когда воспринял, как огромное горе пропажу кошки, ни тогда, когда решил (в значительной степени из-за потери кошки!) уйти с чужим паспортом и раствориться в человеческом море.;
Не буду врать. Взбешенный Савич ставит диагноз Кларе. Но это не вполне серьезно. Умный и медицински грамотный Савич, несомненно понимал, что это скорее психологическая характеристика, чем диагноз. (В противном случае, он воспользовался бы медицинскими терминами, а не художественными.)
Предоставляю слово доктору Савичу. ". . .Егор Владимирович тоже постепенно приходил в себя. "Злобная Золушка", твердил он про себя, "обыкновенная Злобная Золушка. Это -- диагноз. Надо было смотреть, когда женился. А еще психиатр. . . .Сапожник -- без сапог, а психиатр без нормальной жены. . .".
Разумеется, это психологическая характеристика, а не диагноз. Кроме того, Чулаки несколько поправляет Савича. Клара существенно меняется благодаря ряду впечатлений и связанных с ними переживаний, а не благодаря препаратам, о возможности применения которых, Савич, кстати, даже не задумывается.
. . .Да, Савич это, видимо, не во всем Чулаки. Но, ведь, в романе, несомненно, проявилась и авторская позиция. И можно уверенно утверждать, что и Савич и Чулаки трактовали понятие "психическая болезнь" очень узко. И правильно делали!
ВЛАДИМИР ЛЮБАРСКИЙ
. . .В 1987-ом году в журнале "Нева" (номера 6 и 7) была опубликована повесть ленинградского литератора, бывшего психиатра Михаила Чулаки -- "Прощай зеленая Пряжка". Речь там шла об известной ленинградской психиатрической больнице на реке Пряжке. О Чулаки, как о разработчике психиатрической темы, обычно говорят в связи с этой повестью. Но ниже речь пойдет, в основном, о его (опубликованном 10 лет спустя) романе -- "Харон". (Журнал "Нева" номера 1 -- 2 за 1997 год.)
Главный герой романа психиатр Егор Владимирович Савич. (Вымышленный персонаж, во многом, видимо, сам Чулаки.)
И вот, что бросается в глаза:
Савич пытается убедить дуру соседку, в том, что ее бредящую дочь нужно отправить в психиатрическую больницу, чтобы она никого не убила. Потом (когда дочь все-таки убила) он пытается убедить соседку в том, что девушку ни в коем случае нельзя выписывать. При этом Савичу и в голову не приходит прибегать к аргументам типа -- "Я врач. Мне виднее.". Он не прибегает к таким аргументам не только потому, что они неубедительны. Савич (так же, как до него Виталий Сергеевич Капустин из "Зеленой пряжки"), несомненно, понимает, что в той отросли медицины, в которой он работает -- такие аргументы, как правило, являются формой шарлатанства. И, понимая это, Савич прибегает к аргументам понятным любому разумному человеку. (Соседка не понимает не потому, что она не специалист, а потому, что она дура.);
Вместе с тем, работающему в хосписе Савичу даже в голову не приходит счесть психически больным онкологического больного Федю Трунова, который, временно покинув хоспис, выжег кислотой глаза халтурному и циничному, не фиксирующему ранние стадии рака, районному онкологу. И дело не только в том, что вопрос о психическом здоровье безнадежного ракового больного не актуален.
Дело, явно, еще и в том, что постановка этого вопроса вошла бы в противоречие с представлениями Савича-Чулаки о психическом
нездоровье.
Я имею в виду, прежде всего, отношение Чулаки к мотивам насилия. Он часто затрагивал эту тему и в своих художественных, и в своих публицистических произведениях, и можно точно утверждать, что Чулаки не считал признаками психического заболевания такие мотивы убийств и т. п., которые не оценивали, как "психушные", например, Шекспир, Достоевский и Дюма. И, кстати, Федя Трунов, перед тем, как совершить свою кислотную акцию, читает роман Дюма "Граф Монте-Кристо"!;
Представления Савича-Чулаки о психическом нездоровье нашли отражение и в том, что очень даже склонный и способный к самоанализу Савич ни разу не задумался о состоянии собственного психического здоровья.
Он не думал об этом, ни тогда, когда размышлял, не сбросить ли свою жену Клару в горную реку Теберду (все-таки не сбросил, и правильно сделал -- Клара потом исправилась), ни тогда, когда воспринял, как огромное горе пропажу кошки, ни тогда, когда решил (в значительной степени из-за потери кошки!) уйти с чужим паспортом и раствориться в человеческом море.;
Не буду врать. Взбешенный Савич ставит диагноз Кларе. Но это не вполне серьезно. Умный и медицински грамотный Савич, несомненно понимал, что это скорее психологическая характеристика, чем диагноз. (В противном случае, он воспользовался бы медицинскими терминами, а не художественными.)
Предоставляю слово доктору Савичу. ". . .Егор Владимирович тоже постепенно приходил в себя. "Злобная Золушка", твердил он про себя, "обыкновенная Злобная Золушка. Это -- диагноз. Надо было смотреть, когда женился. А еще психиатр. . . .Сапожник -- без сапог, а психиатр без нормальной жены. . .".
Разумеется, это психологическая характеристика, а не диагноз. Кроме того, Чулаки несколько поправляет Савича. Клара существенно меняется благодаря ряду впечатлений и связанных с ними переживаний, а не благодаря препаратам, о возможности применения которых, Савич, кстати, даже не задумывается.
. . .Да, Савич это, видимо, не во всем Чулаки. Но, ведь, в романе, несомненно, проявилась и авторская позиция. И можно уверенно утверждать, что и Савич и Чулаки трактовали понятие "психическая болезнь" очень узко. И правильно делали!
ВЛАДИМИР ЛЮБАРСКИЙ
